Ты помнишь столько безразличных рук...
Безликие тела в твоей постели...
Из ночи в ночь - огонь душевных мук...
Всё не всерьез и всё - на самом деле.
Как мимолётны зрелища утех...
Ухмылками расцвечены признанья.
Беззвучна боль, но беззаботен смех...
Пустые сны...Пустые обещанья.
Чужих бессвязных действий череда,
В игру без слов поверила случайно...
Лишь он...тебя...тогда, как никогда...
Безумно...
               безнадёжно...
                                и отчаянно...

И тоска вдруг такая нагрянет
Что и плакать-то толком не сможешь
И безумно к карнизу потянет
И захочешь порезов на коже

Чтобы только не помнить о боли
От твоей нелюбви, от разлуки
У висков - стук отравленной крови
И рыданий задушенных звуки

А на утро опухшие веки
Свежесть словно от майского грома
Сложно в прошлое даже поверить:
Тебе тоже такое знакомо?

-Отдать тебе любовь?
Отдай...
-Она в грязи!
Отдай в грязи!
-Я погадать хочу!
Гадай...
-Ещё хочу спросить!
Спроси...
-Допустим постучу?
Впущу...
-Допустим позову?
Пойду!
-А если там беда?
В беду!
-Спой, прикажу тебе!
Спою...
-Закрой для друга дверь!
Запру!
-Скажу тебе убей!
Убью!
-Скажу тебе умри!
Умру!
-А если захлебнусь?
Спасу!
-А если будет боль?
Стерплю!
-А если вдруг стена?
Снесу!
-А если узел?
Разрублю!
-А если сто узлов?
И сто!
-Любовь тебе отдать?
Любовь!
-Не будет этого!
За что?
-За то, что не люблю рабов!

Ты далеко сегодня от меня
И пишешь о любви своей бездонной
И о тоске-разлучнице бессонной,
Точь-в-точь все то же, что пишу и я.

Ах, как мы часто слышим разговоры,
Что без разлуки счастья не сберечь.
Не будь разлук, так не было б и встреч,
А были б только споры да раздоры.

Конечно, это мудро, может статься.
И все-таки, не знаю почему,
Мне хочется, наперекор всему,
Сказать тебе: — Давай не разлучаться!

Я думаю, что ты меня поймешь:
К плечу плечо — и ни тоски, ни стужи!
А если и поссоримся — ну что ж,
Разлука все равно намного хуже!

Эдуард Асадов

Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо!

Я могу за тобой идти
По чащобам и перелазам,
По пескам, без дорог почти,
По горам, по любому пути,
Где и черт не бывал ни разу!

Все пройду, никого не коря,
Одолею любые тревоги,
Только знать бы, что все не зря,
Что потом не предашь в дороге.

Я могу для тебя отдать
Все, что есть у меня и будет.
Я могу за тебя принять
Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря
Целый мир тебе ежечасно.
Только знать бы, что все не зря,
Что люблю тебя не напрасно!

Э. Асадов

Не надо отдавать любимых

Не надо отдавать любимых,
Ни тех, кто рядом, и ни тех,
Кто далеко, почти незримых.
Но зачастую ближе всех!

Когда всё превосходно строится
И жизнь пылает, словно стяг,
К чему о счастье беспокоиться?!
Ведь всё сбывается и так!

Когда ж от злых иль колких слов
Душа порой болит и рвётся -
Не хмурьте в раздражении бровь.
Крепитесь! Скажем вновь и вновь:
За счастье следует бороться!

А в бурях острых объяснений
Храни нас, Боже, всякий раз
От нервно-раскалённых фраз
И непродуманных решений.

Известно же едва ль не с древности:
Любить, бесчестно не дано,
А потому ни мщенье ревности,
Ни развлечений всяких бренности,
Ни хмель, ни тайные неверности
Любви не стоят всё равно!

Итак, воюйте и решайте:
Пусть будет радость, пусть беда,
Боритесь, спорьте, наступайте,
И лишь любви не отдавайте,
Не отдавайте никогда!

Э. Асадов

Сатана

Ей было двенадцать, тринадцать - ему,
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли, почему
Такая у них вражда?!

Он звал ее "бомбою" и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его "сатаной",
"Скелетом" и "зубоскалом".

Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать - ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.

Он "бомбой" ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял,
И диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится: - У, сатана!
Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнет за столом:
- Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
- Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги!

Ей - девятнадцать. Двадцать - ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.

Теперь он "бомбой" ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи.
А "тетей Химией" величал
И "тетей Колбою" тоже.

Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась: - У, сатана! -
И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая...
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома:- Стой, сатана!
Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?!
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему! -
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
- Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!

Э. Асадов

Сердечная история

Сто раз решал он о любви своей
Сказать ей твердо. Все как на духу!
Но всякий раз, едва встречался с ней,
Краснел и нес сплошную чепуху!

Хотел сказать решительное слово,
Но, как на грех, мучительно мычал.
Невесть зачем цитировал Толстого
Или вдруг просто каменно молчал.

Вконец растратив мужество свое,
Шагал домой, подавлен и потерян.
И только с фотографией ее
Он был красноречив и откровенен.

Перед простым любительским портретом
Он смелым был, он был самим собой.
Он поверял ей думы и секреты,
Те, что не смел открыть перед живой.

В спортивной белой блузке возле сетки,
Прядь придержав рукой от ветерка,
Она стояла с теннисной ракеткой
И, улыбаясь, щурилась слегка.

А он смотрел, не в силах оторваться,
Шепча ей кучу самых нежных слов.
Потом вздыхал: - Тебе бы все смеяться,
А я тут пропадай через любовь!

Она была повсюду, как на грех:
Глаза... И смех - надменный и пьянящий...
Он и во сне все слышал этот смех.
И клял себя за трусость даже спящий.

Но час настал. Высокий, гордый час!
Когда решил он, что скорей умрет,
Чем будет тряпкой. И на этот раз
Без ясного ответа не уйдет!

Средь городского шумного движенья
Он шел вперед походкою бойца.
Чтоб победить иль проиграть сраженье,
Но ни за что не дрогнуть до конца!

Однако то ли в чем-то просчитался,
То ли споткнулся где-то на ходу,
Но вновь краснел, и снова заикался,
И снова нес сплошную ерунду.

- Ну вот и все! - Он вышел на бульвар,
Достал портрет любимой машинально,
Сел на скамейку и сказал печально:
- Вот и погиб "решительный удар"!

Тебе небось смешно. Что я робею.
Скажи, моя красивая звезда:
Меня ты любишь? Будешь ли моею?
Да или нет? - И вдруг услышал: - Да!

Что это, бред? Иль сердце виновато?
Иль просто клен прошелестел листвой?
Он обернулся: в пламени заката
Она стояла за его спиной.

Он мог поклясться, что такой прекрасной
Еще ее не видел никогда.
- Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный!
Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!

Э. Асадов

Все равно я приду

Если град зашумит с дождем,
Если грохнет шрапнелью гром,
Все равно я приду на свиданье,
Будь хоть сто непогод кругом!

Если зло затрещит мороз
И завоет метель, как пес,
Все равно я приду на свиданье,
Хоть меня застуди до слез!

Если станет сердиться мать
И отец не будет пускать,
Все равно я приду на свиданье,
Что бы ни было - можешь ждать!

Если сплетня хлестнет, ну что ж,
Не швырнет меня подлость в дрожь,
Все равно я приду на свиданье,
Не поверя в навет и ложь!

Если я попаду в беду,
Если буду почти в бреду,
Все равно я приду. Ты слышишь?
Добреду, доползу... дойду!

Ну, а если пропал мой след
И пришел без меня рассвет,
Я прошу: не сердись, не надо!
Знай, что просто меня уже нет...

Э. Асадов

Друг без друга у нас получается все
В нашем жизненном трудном споре.
Все свое у тебя, у меня все свое,
И улыбки свои, и горе.

Мы премудры: мы выход в конфликтах нашли
И, вчерашнего дня не жалея,
Вдруг решили и новой дорогой пошли,
Ты своею пошла, я — своею.

Все привольно теперь: и дела, и житье,
И хорошие люди встречаются.
Друг без друга у нас получается все.
Только счастья не получается...

Э. Асадов

Ты пришел в мою жизнь
Так обычно и просто:
Просто с неба упал,
Подскользнувшись на звездах,
Просто в сердце шагнул,
Зашумев листопадом,
И в глазах утонул
Незнакомым мне взглядом.
Стал светом и тьмою,
Стал жизнью и смертью,
Стал солнцем и морем,
Стал волей и сетью.
В моих жизненных титрах
Твое имя несется,
Мое сердце на нитке
И вот-вот оборвется.
Надо верить и ждать,
Надо мчаться на встречу,
Надо все отдавать
За единственный вечер.
И срываться с земли,
Не бояться исчезнуть.
Мы друг друга нашли
Над смеющейся бездной.
Разреши быть с тобой,
Разреши идти следом,
Лишь скользни по лицу
Неразгаданным светом.
И взгляни из-за туч
На меня удивленно:
Этот взгляд...
Этот луч...
Все, что в жизни я помню.

автор неизвестен

Ну что же, оправдываться придётся?
Кругом виновата, не естся, не пьётся -
И в том, что тебя поманила пальцем,
И в том, что тотчас пришлось испугаться
(Чего – не скажу… плевать… не поверишь.
Смешно – не тем, блин, аршином меришь.),
И в том, что пишу непростительно долго…
(Легко ли в опилках искать иголку

Потерянной мысли – когда работа
Берёт за горло, трясёт до пота?..)
Но пОлно! Какого, ей-богу, чёрта?!
На равных! Ва банк! На когорту – когорта!
И жизнь свою оглядевши строго,
Спросить себя: ну и что в итоге?..
И дерзко встряхнувши кудрями чёрными,
Сказать: мы с тобою – одной крови!

И что с того, что три моря между –
Последней всегда умирает надежда.
Ведь это правда – такое чудо…
Тебя – захочу – и то не забуду.
Всплеск вдохновенья – жалеть о чём же?!
Разве бывает что-нибудь – больше?!
И пусть ворожит декабрьский ветер –
А я не боюсь ни любви, ни смерти…

Ты говоришь, что нет любви во мне.
Но разве я, ведя войну с тобою,
Не на твоей воюю стороне,
И не сдаю оружия без боя?

Вступал ли я в союз с твоим врагом?
Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?
И разве не виню — себя кругом,
Когда меня напрасно ты обидишь?

Какой заслугой я горжусь своей,
Чтобы считать позором униженье?
Твой грех мне добродетели милей,
Мой приговор — ресниц твоих движенье.

В твоей вражде понятно мне одно:
Ты — любишь зрячих, я — ослеп давно...

Шекспир