Фарфор

Как утверждают историки, фарфоровая чашка с ручкой - та, которую мы ежедневно наполняем душистым чаем - появилась не столь уж давно. Произошло это поистине важное событие около 1730 г. в Вене, когда какой-то изобретательный и предприимчивый мастер фарфоровых дел придумал снабдить китайскую гайвань (пиалу) боковой ручкой, и эта конструкция стала более удобной для европейцев - ведь до этого в течение многих лет они пили кофе из металлических чашечек с ручкой, а воду, пиво или молоко - из кружек.

Распространение чайного напитка в Европе совпало с расцветом производства фарфора в целом и посуды для чаепития как одного из его направлений. Необходимость осваивать новый материал была обусловлена также и крайне высокой закупочной стоимостью чайников, чайниц и гайваней, привозимых вместе с чаем из Китая. Фарфоровая и фаянсовая посуда для чая производилась и употреблялась с XVIII в. и в России. Но фарфор и чай всегда составляли элитарный тандем, и даже с превращением чаепития в общенародную традицию во второй половине XIX в. качественный фарфор и высокосортный чай сохранили статус атрибутов роскоши и в своем сочетании представляли удовольствие для немногих. Выражаясь высокопарно, чашка чая, соединяя в себе произведение искусства и дар природы, предназначена для получения изысканного наслаждения. Другое дело, что понимание чаепития доступно всем. Многообразие производимой посуды и хорошо налаженная поставка разных сортов чая способствовали развитию среди широких слоев населения России этой благотворной привычки.

Первая наша фаянсовая фабрика была открыта в 1724 г. в Москве близ Алексеевской улицы купцом Афанасием Кирилловичем Гребенщиковым, получившим надлежащие привилегии от Мануфактур-коллегии. Позднее этот решительный человек многое делал и для налаживания производства отечественного фарфора, поскольку был знатоком пригодных для него гжельских глин. Вряд ли Гребенщиков начал производство с предметов для чаепития, поскольку потребность в прочей столовой посуде была гораздо больше. Но вот когда его сын Иван открыл секрет фарфора, то первым показательным изделием стала чашка, украшенная синими травками. К сожалению Гребенщиковым не разрешили производить фарфор, поскольку в это же время шла активная работа по созданию завода в столице, и конкуренты были не нужны. Так первый в России и всего третий по счету в Европе фарфоровый завод был основан в Санкт-Петербурге в 1744 г. По европейской традиции, как все предприятия, обслуживавшие монарха и двор, он получил звание Императорского. Гениальным подвижником этого начинания суждено было стать ученому-химику Дмитрию Ивановичу Виноградову. Он экспериментальным путем добился высококачественного состава фарфоровой массы, выдерживающей обжиг. Особую белую глину привозили из Сибири, из-под- Челябинска. Через десять лет Императорский фарфоровый завод успешно соперничал в России с изделиями Мейссенской королевской мануфактуры. Но потребность в фарфоре и мода на него росли, а Императорский завод не поставлял свою продукцию на продажу, и поэтому закономерным стало открытие в середине 60-х годов XVIII в. под Москвой, в Вербилках, частного завода английского купца Франца Гарднера. Сам Гарднер был лесопромышленником, а не специалистом в керамическом деле, и технологической частью у него, предположительно, занимался кто-то из наших местных мастеров, скорее всего - один из потомков Афанасия Гребенщикова.

Среди исследователей есть даже мнение, что Гарднер смог приписать лично себе всю организацию производства и присвоить звание 'первопроходца' не вполне заслуженно, воспользовавшись своим привилегированным положением в России. Как бы там ни было, но через пятнадцать лет после открытия завода его фарфор мало уступал по качеству иностранному. За эталон в Европе и в России принимали саксонский фарфор, и предприимчивый Гарднер без страха и стеснения подделывал на своих вещах марку Мейссенской мануфактуры - скрещенные мечи. В Москве в торговых рядах им была открыта лавка, где продавались расписанные шиповником и незабудками чашки, блюдца, тарелки, блюда, а также мелкая скульптура ('куклы', как тогда ее называли). Надо сказать, что роспись букетами и отдельными крупными цветами с преобладанием темно-розового и бордового вскоре и надолго стала отличительным фирменным признаком гарднеровской посуды. Основная часть продукции была изначально рассчитана на широкого покупателя, но изготавливали на фабрике и специальные дорогие заказы. Например, такие как чайный сервиз с фамильным гербом для московского губернатора графа З. Г Чернышева. Слава лучшего частного предприятия утвердилась за фабрикой Гарднера после удачного выполнения в 1778-1784 гг. заказа самой Екатерины II на четыре особенных Орденских сервиза с соответстующим декором - изображением Георгия Победоносца, Андрея первозванного, Александра Невского и Святого Владимира. И все же до конца XVIII столетия в России пользовались металлической посудой.
В домах знати она была серебряной и, да-да, золотой! В конце 80-х годов П.Б. Шереметев устроил в Кусково пышный прием в честь Екатерины II, и стол был сервирован только золотыми предметами. В этом была, бесспорно, подавляющая роскошь, тогда как фарфор отвечал более утонченному вкусу просвещенных слоев общества. И мы можем предположить, что граф выглядел консервативным и чуть старомодным в своем предпочтении золота. Но еще какое-то время в отношении к фарфору чувствовалось некоторое сомнение. Неслучайно первые фарфоровые чайные сервизы рубежа XVIII-XIX вв. сплошь золотили, имитируя богатство золотой посуды. Благородная белизна материала не сразу стада пониматься как нечто самодостаточное и ценное.

Само собой, простые люди пользовались оловянной и майоликовой (глиняной, покрытой глазурью и красками) утварью, а 'с фарфоров не едали'. К первой четверти XIX в. стараниями отечественных производителей фарфора тонкостенная и звонкая посуда перестала быть редкостью в богатых домах, вполне утвердилась на ) парадном и повседневном столе, а изменения моды касались теперь формы и росписи. Чайные сервизы стали естественной частью интерьера женского кабинета, обозначая гостеприимство и домашнее общение. Милая суета подготовки чаепития, все эти нарядно расписанные чайники, сахарницы, звон серебряных ложечек о чашки и неспешная беседа стали чем-то вроде игры, любимого развлечения. И теперь в свете за чудаков считали тех, кто не придерживался принятого чайного этикета. Одним из таких оригиналов был, кстати сказать, Василий Григорьевич Костенецкий, более известный тем, что в войну 1812 года принял на себя командование артиллерией после гибели Кутайсова. Так вот, по утверждению В. Пыляева, он предпочитал и дома обходиться вообще без чайника и чашки, а заваривал крепкий чай прямо в стакан, пил его без сахара, а допив, жевал чайные листья. Ну что ж, исключение подтверждает правило. Получалось, что фарфоровая посуда исполняла в жизни несколько важных ролей: из нее с комфортом ели и пили, ею украшали жилое пространство, ее коллекционировали как предмет искусства, и, наконец, с ее помощью общались и даже передавали личные сообщения! Ведь кроме используемой в быту посуды существовал круг предметов, даримых со смыслом, на память, и бережно хранимых. Как правило, это чашки с 6людцами с жанровой росписью, пейзажем или цветочной символической композицией. Но главное - надпись золотом, заказанная дарителем в специальной мастерской. Позволим себе прочесть некоторые из этих нежных признаний, хранящихся на фарфоре вот уже двести лет:
'Ни место дальности ни время долготою не может разлучить сердец наших с тобою'.
'Каво сим подарить, спросил я себя. А сердце мое назначило тебя'.
'Вразлуке сердце стонет'.

Последнее признание было зашифровано в форме ребуса на сахарнице. Чашки и сахарницы - их будут касаться руки любимых, это сосуды-вместилища тайных чувств. А блюдца издавна связывали с зеркалом, то есть отражением. Тонкий фарфор заключал в себе намек на хрупкость человеческих чувств, отношений, памяти: 'Не разбей, чтоб помнить'. Итак, если первая половина XIX в. прошла в Москве 'под маркой' фарфора Гарднера, то вторая его половина связана уже с другим именем. Целая эпоха в повседневной жизни москвичей связана с кузнецовским фарфором, без которого не обходился ни один трактир, ни одна чайная и, конечно, ни одно застолье в доме. Фарфор в это время уже 'пошел в народ', и такое распространение изделий фабрик Кузнецовых объясняется прежде всего их особой демократичностью.

Наряду с элитарными высокохудожественными вещами производились массовые - доступные и популярные. По преданию, родоначальником фамильного дела стал Яков Васильевич - старообрядец, владелец кузни и постоялого двора с торговым заведением на дороге между деревнями Речица и Новохаритоново. В 1810 г. он вместе с сыновьями Терентием и Анисимом построил у деревни Гжель небольшое мануфактурное предприятие и с помощью местных мастеров наладил собственное дело по производству типичных для того времени и места чашек с блюдцами, тарелок 'с бусом' по краю, полоскательниц, мелкой жанровой скульптуры. Уже тогда хозяин ориентировался на массовое производство недорогой расхожей продукции. Эта черта и определила будущее увеличение масштабов производства, и расширение рынка сбыта. В 1812 г. предприятие перешло к Терентию Кузнецову. В 1832 г. он основал свой завод в Дулеве Владимирской губернии, в 1843 г. в Риге открывается еще один фарфорово-фаянсовый завод, который выпускал столовую и чайную посуду, телеграфные и телефонные изоляторы, полуфаянсовые изделия. В 1851-1853 гг. приобретен завод А.Г. Сафронова в деревне Короткой Богородского уезда, позднее он перешел во владение к сыну Терентия - Сидору. Но истинно всенародное признание фамилия получила с приходом в дело Матвея Сидоровича, присоединившего в 1870 г. завод Ауэрбаха в Тверской губернии, в 1871 г. - завод Никитина в Велковском уезде и в 1887 г. - Будянский в Харьковской губернии, В том же 1887 г. на базе этих предприятий сформировалось 'Товарищество производства фарфоровых и фаянсовых изделий М.С. Кузнецова', позднее пополнившееся заводами Гарднера в Вербилках (1891), Рыбинским в Ярославской губернии (1894), Славянским в Черниговской губернии (1895), Песоченским в Калужской губернии (1911). А двоюродный брат Матвея Сидоровича - Иван Емельянович - основал в 80е годы XIX в. еще три завода: Волховский, Бронницкий и Грузинский. Таким образом, в общей сложности Кузнецовы владели восемнадцатью предприятиями, из них на территории России находились четырнадцать. Читатель может спросить: к чему эти утомительные цифры и подробности? Конечно, незачем запоминать, в какой последовательности возникали и присоединялись заводы, но поражает размах деятельности 'Товарищества', и вызывает огромное уважение уникальная личность Кузнецова, ставшего на рубеже веков фактическим монополистом в производстве фарфора и фаянса для всей России. Ведь снабжение Москвы было, безусловно, важной, но лишь частью его масштабной предпринимательской деятельности. Напоминаем также, что на базе кузнецовских заводов развились другие крупнейшие фарфоровые и фаянсовые производства - Дулевский, Конаковский, Дмитровский, Рижский, Первомайский заводы и некоторые другие. Посуду, оп красйней мере, первых трех из названий заводов москвичи охотно покупают и сейчас, часто не связывая сегодняшние названия с фамилией Кузнецовых. Матвей Сидорович прекрасно знал и понимал психологию обывателя, то есть обычного человека любого круга или сословия. Посуда ведь нужна всем: расписанная в народных гжельских традициях - для крестьян и простых горожан, богато украшенная золотыми завитками - для солидных купцов, утонченная и стильная - для аристократов и вообще людей 'с пониманием'. В целом ассортимент изделий был очень разнообразным и удовлетворял вкусы покупателей всех социальных групп. В каталогах 1915 г. насчитывается 329 форм одних только чашек. В особую группу выделялись подарочные чашки с такими надписями: 'Чай пей' - примерно на 250 мл, 'Пей другую' - на пол-литра и 'Довольно и одной' - на великанской литровой. Шутливый намек на реальное количество выпиваемого русскими чаю! А чайники! 'Круглый', 'трактирный', 'дулькой', 'репкой', 'каской'. Чайные пары 'круглая', 'толсторучка', 'стопкой' и пр. В производстве находилось 112 чайных сервизов разных 'фасонов' и 20 кофейных наборов. Неслучайно к чайному столу московские хозяйки любили подавать свежее масло в кузнецовских масленках, на формах которых демонстрировали свое мастерство и неисчерпаемую фантазию мастера-фарфористы. А выбрать было из чего - масленки 'дыня', 'тыква', 'курица', 'огурец', 'гроздь винограда', 'калач', 'орех', 'ананас', даже масленка в виде стопки блинов или масленка-бант. Такая вещь служила и украшением стола, и забавой. Именно вещи периода 'Товарищества' мы сейчас чаще всего называем 'кузнецовскими', поскольку их много сохранилось до наших дней. Это и супницы на поддонах, и длинные рыбные блюда, и чашки с блюдцами, но больше всего, кажется, обыкновенных столовых тарелок, которые с осторожностью и гордостью переворачивают владельцы, демонстрируя гостям характерную голубую или зеленую марку с орлом. В Москве, да, наверное, не только здесь, принято было на свадьбу дарить солидный столовый, а на рождение ребенка - тонкий чайный сервиз. Это был определенный символ обновления жизни и в то же время - пожелание беречь друг друга. На именины устраивали парадное чаепитие, старались заварить какой-то особенный душистый чай. Однажды в обычной московской семье в подобный торжественный день произошел конфуз: в предпраздничной суете забыли купить чай, и прислуга, спохватившись, когда самовар уже поспел, шедро заварила свой в дареный новенький розовый чайник. Каково же было удивление гостей и смущение хозяев, когда вместо ожидаемого ароматного напитка из чайника полилась бурая жидкость с непонятным запахом. Прислугу тут же допросили и, разобравшись, что к чему, в честь праздника даже не ругали, а только просили не покупать себе более чаю у 'китайцев'.

Оказывается, был в Москве целый 'китайский квартал', где жили производители поддельного китайского чая. Бессовестные мошенники (наши же соотечественники, а никакие не китайцы) скупали ведрами по дешевке спитой чай в трактирах и чайных, высушивали его на крышах под солнцем или на противнях в печках, паковали в лишь отдаленно похожие на фабричные коробки и пускали в продажу покупателям попроще или в пригород. Мастера этого нечестного дела по-своему заботились о качестве товара: для 'крепости' добавляли в чай железные опилки, придававшие заваренному чаю хороший ржавый цвет. И это еще одна из самых безвредных их добавок, так как тяжелые опилки прочно осаживались на дне чайников. Гораздо опаснее для бедного потребителя были химические красители и марганцовка. Да, нужно признать, что все хорошие вещи пытаются фальсифицировать. И для чая, и для фарфора это часть их истории существования. Вспомним, и солидный Гарднер позволял себе 'списывать'. Но чай и фарфор образовали столь прочный союз, что не стоит опасаться его распада. Тем более, что всегда действует одно золотое правило: чтобы отличить подделку, надо знать подлинное.
Ю. Харькова